Я застряла. Застряла в обесценивании других видов горя.
Если говорить об искренности, то для меня искренне сказать: самое тяжёлое горе - горе родителей. Тяжелее, если ребенок был единственным. Еще тяжелее, если он ушёл по своей воле.
Но этика психолога не даёт мне это произвести. И я продолжаю наблюдать, как коллеги говорят о тяжести горя потери работы, отношений, страны, безопасности, себя, наконец, как о чем-то крайне тяжёлом и требующем процесса горевания.
У меня родилась своя иерархия горя.
Она простая.
Начинается она с горя. Горе в смысле смерти близкого любимого человека. Горе - это прямая функция от привязанности, и да, если самой большой привязанностью в жизни человека был маленький хомячок, то человек будет очень горевать после его смерти. Я не отношу сюда чувства от потери, работы отношений, здоровья и других неодушевлённый вещей. Для меня горе - это самый энергозатратный и тяжёлый вид переживания. Опять же: у нас есть заговор молчания на тему «не сравнивать», но для честно написать так, как я чувствую.
Вторая строка иерархии - это утрата. Это утрата части личности, психики, части себя. Потерять себя целиком очень сложно, а части себя разной величины мы теряем в течение всей жизни. Сюда же отношу утрату какой-то самоидентификация. Например, я была мамой пятерых детей, я ей останусь навсегда, а вот моя идентификация как счастливой и успешной многодетной мамы, похоже, потеряна навсегда.
Третья строка - это потеря. Сюда я отношу проживание чувств по поводу потери работы, отношений, чувства безопасности, здоровья и так далее. И это именно иерархия.
Проживание горя после смерти близкого человека практически всегда включается в себя как разные утраты, так и потери.
Проживание утраты не обязательно включает в себя горе, но почти всегда включает в себя потери.
А проживание потери может не включать в себя ни горе, ни утрату.
Верхний уровень включает в себя все последующие уровни.
Для каждого человека своя боль - самая больная, поэтому услышать друг друга очень сложно. Я вижу, что человек, потерявших работу может на самом деле думать, что его жизнь закончилась. И через три дня найти новую работу еще лучше предыдущей.
Моя иерархия основана на одной простой идее: на восполнимого потерянного ресурса.
А восполнимо все, кроме жизни.
И вот тут я вернусь к моему инсайту сегодня про обесценивание.
Я месяц за месяцем чувствовала, что мое горе обесценивается. Ни друзья, ни близкие не могут понять. - а понять горе невозможно, одно только почувствовать - как это, потерять детей. И это не понимание обесценивает горе.
Непонимание также обесценивает горе.
Я четвёртый год хожу в терапевтическую группу в Испании для родителей, потерявших детей. И чувствую, что меня там любят, но не понимают. У нас очень разные менталитеты. И это непонимание было равноценно обесцениванию, по крайней мере у меня стоял такой фильтр.
Я стала смотреть в то, что обесцениваю я, и почему мне важно сказать, что горе родителей - это самое болезненное, первое горе. И я пришла к неожиданным результатам: я обнаружила, что я, похоже, обесцениваю саму себя прежнюю, до трагедии.
В момент смерти дочери мне было 44 года. К этому возрасту у меня было пятеро детей, несколько высших образований и учёных степеней, все с золотыми медалями и красными дипломами, две книги с успехом переиздавались и пользовались популярностью, я давала большое количество интервью в прессе и на ТВ, свой институт в Барселоне, я купила две квартиры в разных странах и пользовалась успехом у мужчин. Кроме детей, я обесценила все. За рождение стольких детей я сказала себе спасибо - так я осталась в этом мире.
Также в моей жизни было достаточно травматических ситуаций: насилие, смерть мужа, смерть отца, большие потери денег серьёзные заболевания, когда врачи практически не оставляли шансов на жизнь. И это все я тоже обесценила.
Как и кризис в мои 40 лет, из которого я долго выходила с помощью психотерапии.
Этот период я тоже обесценила.
Я чувствовала, что все, что я прожила раньше, все, что я сделала до трагедии, ничего не стоило. Все было подготовкой к главной драме.
Получается, что смерть дочери начала определять всю мою жизнь.
И это правда, я смотрю на всех и на все с точки зрения проживал этот человек потерю ребенка или не проживал? Он знает, что ты чувствуешь, когда умираешь день за днем или не знает? К счастью, этого не происходило и не происходит в своей профессиональной сфере: моя профессиональная часть очень устойчива и умеет грамотно и аккуратно работать вне зависимости от моей личностной части.
И вот этот единый маркёр «прожил - не прожил» очень мешает жить.
И обесценивает меня ДО.
Конечно, я ДО была другим человеком, сейчас я другая.
Мне вспомнилось, как на одном из семинаров по работе с энергетическими внедрениями, рассказывали, что в одном человеческом теле по очереди или параллельно могут жить разные души. Они называли их «Вошедшие». И мы делали тест, какие мы по счёту на самом деле в этом теле.
Та Ольга ДО абсолютно точно умерла в ее 44 года вместе с дочерью.
Сейчас в этом теле живет совершенно другой человек, который, похоже не признаёт ни заслуг той, прежней Ольги, ни ее травм и переживаний. И проецирует это все на внешний мир.
Что делать? Похоже, мне надо помирить свои две части.
Себя ДО и себя ПОСЛЕ.
Пока одна обесценивает другую, я теряю энергию.
И, похоже пора перестать отдавать пальму первенства и главенства травме потери моей дочери, как судьбо- и идентификационнообразующей.
И признать ценность того, что со мной было ДО.
И отвязать все, что было ДО от смысла подготовки к главной травме моей жизни - смерти моей дочери.
Я не хочу больше делать это событие точкой сборки моей судьбы.
Я попробую по-другому.