По следам семинара Кнута Андерсена (22-26.06.2020) и международной конференции «Перерождение» по работе с потерей (25-28.06.2020), организованной Ольгой Кавер. Подход Кюблер Росс про пять этапов горя безнадежно устарел. В Европе уже лет двадцать пользуются иными моделями. В контексте жизненного баланса мне отзывается подход Stroebe M., Schut H., The dual process model of coping with bereavement (1999). Есть день, и есть ночь. Есть жизнь, но есть и смерть. Есть ежедневные заботы, но есть и время для горевания. Это мне похоже на апостольское «Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии» (Флп. 4, 11–13). Речь о благополучии и скорбях. Человек должен уметь жить и в том, и в другом, оставаясь собой и не теряя лица и достоинства. После обрушающей потери из вашей жизни уходит ровно половина жизни, уступая свое место смерти. Теперь всегда будет так. Это ни хорошо, ни плохо. Это просто не как у других. И вы теперь всегда – между.
Многие считают, что потеря продвигает и трансформирует личность. В эту сторону высказываются Ольга Арабова, Ирина Ищенко, Мария Ислас, Лерона Наринская, Светлана Котинат, Sven Doehner и др. Также существует традиция говорить про посттравматический рост. Я против таких определений. Мое мнение таково, что страдающий испытывает ложное просветление и демонстрирует ложный, т.н. «компенсаторный» рост - по принципу «отрубили правую руку – развиваю левую». Я согласна, что сохранившаяся часть может стать даже красивой и не в меру развитой, но в целом человек от этого более красивым не получится. Контраст между его ампутированной и сохранившейся частью будет еще более разительным. Но самое важное – это чувства, которые мы вкладываем в такое свое «однобокое разрастание». Это никогда не бывает чистой радостью, как признаются горюющие. Даже при самих благих делах душа их застлана слезами. Тень смерти стоит за их спиной, и это данность, которую неразумно отрицать. Когда на месте «обрубка» взращивается новая идентичность - это раненая идентичность. Она болит. Как сказал Борис Новодержкин, «Ты сидишь на горячей сковородке. Ты, конечно, можешь что-то при этом делать, но это данность».
Также мне доводилось сталкиваться с концепцией Смерти как Учителя и с верованиями про то, что судьба преподносит нам урок, делает нам бесценный подарок, забирая близких. Мне жаль расстраивать верующих, но я все же должна напомнить, что механизм идентификации с агрессором по имени Смерть не имеет ничего общего с психической устойчивостью и силой личности. Да, я бессилен перед своей судьбой, но я могу выбрать не сливаться с ее интенциями и не рассматривать любые ее проявления как благо. Я могу сам сконструировать свою реальность, где «плохо» действительно обозначает «плохо», а «хорошо» чувствуется как «хорошо». Может быть, не сразу, когда я еще очень слаб после потери. Может быть, потом. Если я пребываю в контакте со своими чувствами, то я не стану себя дурить, а выберу то, что действительно дает опору и силу жить. Идеология наказания, поучения или благодарения через потерю – немощная идеология. Вина и долженствование – плохие помощники в горе. В смерти нет прока. Она просто случается. Присваивать смыслы - это чисто человеческое занятие. Дерево, потеряв листья, просто продолжает стоять, раскачивая на ветру голыми ветками. Кошка, потерявшая котят, погрустит - и родит новых котят. И этом ее философия. Ни дерево, ни кошка не создают новой религии. Для них религия в том, чтобы продолжать жизнь. В этом месте я понимаю Творца, который психанул и выгнал из эдемского сада первых людей, которые начали слишком много думать. Иногда много думать действительно бывает не полезным.
Вместо ценности смысла я могу выбрать ценность отношений. Сейчас все больше говорится о том, что отношения с мертвыми на самом деле не заканчиваются. Они продолжаются столько, сколько душе угодно. И это очень хорошая новость, которую нам несет четвертая волна терапии горя. Не надо больше ничего «прорабатывать» и «отпускать». Важно оставаться собой и пребывать в моменте, прислушиваясь к своим потребностям. Физический уход не отменяет присутствия человека в душе. Имея в душе слепок, образ отношений - как технически их можно «отпустить»? Никак. Отпускание - это просто фигура речи, проистекающая от опять же таки ложной заботы о горюющих. Горюющий неудобен, да. Но он, извините, не дурак. Поэтому в своей психической реальности он продолжает строить отношения с тем, кого нет, но в ком он так нуждается. И здесь очень помогают традиции, а также новые культурные образцы. Мне нравится идея транскоммуникации. Почему бы и нет? Карлу Густаву Юнгу было можно, а нам уже нельзя? Или, к примеру, сервис Replika, который с помощью нейронных сетей и технологии искусственного интеллекта создает цифровую копию личности. С такой цифровой копией можно общаться, она имеет эмоциональный интеллект и «присваивает» себе черты человека, по образцу которого была создана. Символический контакт – тоже контакт. Личные истории людей, переживших потерю, говорят о том, что они вместе с ушедшими, уже после их ухода, прожили подчас целые жизненные отрезки, где ссорились, мирились, делились знаниями, дарили любовь и всячески помогали выстоять.
Кроме смелости продолжать контакт с ушедшими любимыми я также могу выбрать другие свои «социальные взбрыки» - не быть сильным, не становится мудрым, не делаться «просветленным», и вообще не подгоняться под чужие ожидания. Я могу не расти - но могу ненароком куда-то и разветвиться - опять же, не от большой радости. Последнее, несомненно, понравится людям больше. Но я могу двинуться и в обратную сторону – остаться ужасной гусеницей, позабыв про предназначение мотылька. Мне можно. Если даже это не понравится окружающим. Там, где я живу, больше нет правил. А это значит, что можно все.
2020-07-21
